Майский Irish Masters зачастую оказывался чересчур ирландским. В 1983 году, например, в Daily Mirror появилась статья о том, как я в полуфинале обыграл Денниса Тейлора 5-5. На том же турнире Алекс Хиггинс после победы надо мной в четвертьфинале 5-2 дал интервью (текст которого с легкостью можно было бы представить в устах участников Монти Пайтон или Питера Кука(*)) про – только представьте себе – снукерные столы. Скучнее темы, по-моему, не придумаешь.
«Не хочу, чтобы вы подумали, будто я преследую личную выгоду, – говорил Алекс – но в Дублине есть фирма, которая поставляет столы получше. Шары раскатываются только на два или три дюйма. Это нечестно ни по отношению к Джимми, ни по отношению ко мне». Посвятив этой теме еще десять минут, он перешел к утверждению, что живет на двадцати трех витаминках Шекли в день. Побормотав о витаминах еще немного, он вернулся к своему самому больному вопросу – плохому качеству столов. Люди был в шоке, никто не мог вставить ни слова. Наконец, разъяренный режиссер отключил аппаратуру, но увлекшийся Алекс продолжал вещать и в потемневшей студии. Это было сюрреалистическое время снукера и витаминов. Демонстрация «Неспящих в Килдаре». Алекс выступал в роли ночного диджея, которому звонят люди и просят: «Поставь для меня Misty», а в ответ получали: «Нет, давайте я лучше расскажу вам о снукерных столах с хитрыми отклонениями, которые можно исправить люцерной с лецитином и ударом В-12 с болкерной стороны Дублина».
В 1984 г., когда я отправился в Ирландию с парой приятелей поиграть в снукер и немного развлечься, Морин решила заняться поиском дома. Идею ей подал Харви Лисберг. Он хотел, чтобы мы перебрались в район попрестижней, более соответствующий имиджу человека, которого обшивает Томми Натер, а фотографирует Личфилд. Уимблдон определено попадал в эту категорию. Даже в своих самых смелых мечтах я не представлял, что могу жить там.
Беспрерывное бормотание Алекса разительно отличалось в то время от моего стиля интервью. Я тогда был довольно скован. Меня озадачивало желание людей узнать мою точку зрения обо всем на свете. Дело было не в том, что я был груб, как говорили в прессе, а в том, что я не знал, как общаться. Репортер Грэхем Никлесс писал: «Джимми интересно играться с шарами, а не со словами. Однако он известен своим чувством юмора».
Irish Masters проводился в Гоффсе (с. Килл, графство Килдар). Гоффс строили специально для продажи лошадей. Несмотря на небольшие размеры Килла (это деревушка на гребне гор Уиклоу) Гоффс один из лучших питомников чистокровных лошадей в Европе. По продаже лошадей он занимает четвертое место в мире. Ежегодный оборот только на продаже жеребцов-однолеток составляет больше десяти миллионов фунтов. Атмосфера, как на арене для продаж, так и на снукерной арене, в которую она время от времени превращается, по-настоящему волшебна. Во время матчей ты чувствуешь едкий пикантный запах лошадей и навоза, и практически слышишь ржание призрачных скакунов, несущихся галопом вокруг.
Я ничего не выигрывал в Ирландии с Nothern Ireland Classic 1981. Я не выигрывал Мастерс до 1985 года, но, тем не менее, 1984 год запомнился царившим весельем, а в Ирландии оно всегда было просто исключительным.
Чемпионат мира среди любителей проводится в Дублине каждые четыре года. Как бывший победитель я обычно приезжал, чтобы поддержать участников и пожелать им удачи. В один из таких визитов я столкнулся с Коном Данном в Дублинском аэропорту (в туалете аэропорта, если бы точным – Кон стоял в соседней кабинке). «Джимми! – воскликнул он – Что ты тут делаешь?» – и все завертелось. Снова. В один из вечеров мы напились до зеленых чертей, и тогда же юный Стивен Хендри попросил Кона нас познакомить. Каким он был худеньким, как благоговейно смотрел, пожимая мою протянутую руку! Потом он порозовел и кинул быстрый взгляд на свою ладонь. «Ты больше не будешь ее мыть, да, Стивен?» – поддразнил его Кон. И бедный Стивен покраснел, как маков цвет.
Вскоре расцвела уже его игра, и после этого я стал нуждаться в помощи.
*
Незадолго до переезда в Нью-Йорк Кон и его брат Риччи занялись транспортным бизнесом: они на автобусах развозили пассажиров из Дублинского аэропорта. Еще они выиграли франшизу у ирландской Ассоциации Пула, Бильярда и Снукера на то, чтобы стать их официальными перевозчиками: это означало, что они гарантировали доставку людей из аэропорта в Гоффс. Таким образом, пассажиров предполагалось доставлять либо бесплатно, либо, как в случае с IPBSA, им продавали билеты туда и обратно. Но для Кона это не стало проблемой. Проведя пару дней в Ирландии, большинство туристов, американцы в особенности, становились слишком пьяны, чтобы заметить, что он заставляет платить их дважды – и туда, и обратно.
Сам же Кон иногда бывал так пьян, что люди просто радовались, когда их доставляли до места назначения живыми и здоровыми. Поездка на автобусе была дикой и бодрящей. Кона носило от одной стороны дороги к другой, все энергично пели, будто на ирландской пирушке. В нашу первую совместную поездку он на скорости 80 миль в час теранулся о центральную разделительную. Когда Кон увидел в зеркало заднего вида, как с бока автобуса снимается металлическая стружка, он ударил по тормозам, и автобус с визгом остановился. Надо было срочно что-то делать, но прежде следовало освободить мочевой пузырь, который был готов вот-вот лопнуть. Автобус замер на мосту через Лиффи, и Кон дал нам возможность от души помочиться в болотно-коричневую воду. Вдалеке засверкали мигалки полицейской машины.
«Айда до границы! – закричал Кон, и мы завалили назад в автобус. Чтобы полиция графства Дублин не смогла достать его, ему надо было удрать в соседнее графство Килдар. Некоторых чувствительных пассажиров объял страх, но они держались за поручни не менее крепко, чем мы, пока автобус мчался по дороге, и длинная стружка на его боку развевалась по ветру. Так, подпрыгивая на ухабах, мы и пересекли границу. Сюжет, достойный «Кейстоунских копов».
После Гоффса мы пошли вразнос. Кон поставил несколько игровых столов в большом баре неподалеку, владелец которого попросил меня сыграть выставочный. Матч прошел хорошо, и в качестве поощрения для меня организовали большой обед в старом замке в горах Уиклоу. Он не знал, как я напрягаюсь, когда приходится сталкиваться с помпезностью и церемониями. Когда я вошел и увидел массивные каменные стены, увешанные стягами и оружием, темные углы, пол из плит, высокие резные кресла по обе стороны стола из отполированного вяза, все 20 футов которого мерцали под светом железных канделябров серебром, кубками и хрусталем, я почувствовал, как мужество изменило мне, и шея задеревенела. Чертовски знакомое ощущение «я должен выбраться отсюда» накрыло меня, и я почувствовал приближение головной боли – настолько все было плохо. Я быстро придумал пару извинений и выскочил, как ошпаренный. Кон несся за мной следом, удивляясь, какого черта происходит.
«Ты выглядишь, словно увидел привидение», – сказал Кон во дворе, когда я, прислонившись к его машине, пытался вернуться себе дыхание и рассудок.
«Забери меня отсюда, Кон, – жалобно простонал я, – давай найдем какой-нибудь старый бар с опилками на полу, возьмем пиво и сыграем пару раз»
Мы помотались по округе и нашли пару забегаловок, где можно было посидеть у стойки и поболтать с местными. «Не заставляй меня ходить на эти званые пиршества», – сказал я Кону после очередной пинты. Это же дурдом Колдитц какой-то.
*
Я был не единственным, кто любил погулять после Гоффса. Многие игроки тоже с трудом расставались с Ирландией и хотели расслабиться перед тем, как разойтись в разные стороны. Самым большим развлечением были скачки, одинаково поглощавшие время и деньги. Алекс проигрывал от семи до восьми тысяч в день. Худшим на моей памяти был Волверхемптон в 1976 году, когда он за день проиграл 13 тысяч фунтов. Алекс, не глядя, отдал сотню за такси, чтобы добраться туда. С улыбкой лепрекона он заявил мне, что на следующий день получит проверенную информацию и отыграет все 13 тысяч обратно. Вилли Торн (одержимый игрок) был знаменит тем, что как-то на одной ставке проиграл столько денег, что хватило бы купить дом. Ну и был еще я, который никогда не мог устоять перед искушением. Как-то я пошел на скачки в Сандаун-парк на одно из последних выступлений Desert Orchid(**) и, после того как он едва-едва победил, в следующем забеге поставил 2000 фунтов на лошадь по имени Водкатина. Она застряла воротах на старте. Потеряв две тысячи, я подумал: «Что за черт!» и решил поставить 2000 на другую лошадь. Эта проиграла тоже, а потом еще одна. В результате я продул восемь тысяч. Проблема в том, что я не умею просто наблюдать. Мне хочется участвовать, и это влетает мне в копеечку.
Но вернемся к Гоффсу. Клифф Торбурн выбыл в первых раундах Мастерс и, не располагая средствами на безумные траты, неохотно выписывался из отеля. И вдруг один тренер, джентльмен до мозга костей, пригласил нас на бега. Этот господин был мультимиллионером и владел половиной Килдара, но никогда не выставлял этого напоказ. У него был брат в Канаде, который тренировал лошадей, поэтому он дал Клиффу банкноту в 50 ирландских фунтов, на которой записал имя и адрес брата. «Вам, ребята, следует держаться вместе, – сказал нам тренер, – и купить пару беговых лошадей. Я бы поделился с вами опытом. Вам бы понравилось».
«Вообще-то, – ответил Клифф, выглядевший традиционно элегантно, словно джентльмен Эдвардианской эпохи или профессиональный игрок в карты с Миссисипи, – я подумываю о том, чтобы купить пару полей для гольфа».
Мне стало смешно. У Клиффа в кармане не было даже завалящего гроша из поговорки.
Тренер рассмеялся: «Вы можете тренировать своих лошадей на поле для гольфа».
В тот день он насоветовал нам массу полезного. Он спрогнозировал победителей первого и второго забега. Затем, на третий забег, он подсказал поставить не на победу лошади, а на то, что она придет в тройке. «Ставьте на нее все свои деньги, – настаивал он, – только не на ее победу».
Кону хватило бы игральных автоматов для всех пабов Ирландии, но, как ни странно, это не сделало его азартным игроком. «Какой смысл ставить на лошадь, если она не выиграет?» – спросил он озадаченно.
Тренеру стало очень смешно: «Слушай, Кон. Она не выиграет, потому что придет второй». Так и получилось, и мы все остались очень довольны. Тони Мео и Клифф Торбурн выиграли больше тысячи фунтов. Тони купил себе еще пару туфлей, а Клифф остался еще на неделю или около того, чтобы спустить на ветер свою долю.
Я больше не видел того тренера и лишь много позже узнал, что в то время той теплой и дружеской беседы с нами, он уже был неизлечимо болен раком. В тот день он решил погулять как следует в последний раз. Он хотел запомнить свою жизнь такой. На следующее утро он пустил себе пулю в лоб.
Если задуматься, то все это выглядит странно. Однако быть уверенным в завтрашнем дне и строить какие-то грандиозные планы – значит практически искушать судьбу. Когда ты заводишь семью, ты обязан брать на себя ответственность за ее будущее – но можешь ли ты отвечать хотя бы за свое собственное? В общем, все в руках божьих. Знаменитый ирландский юморист Дейв Аллен всегда заканчивал передачу словами: «Да пребудет с вами Бог». И он был прав – это едва ли не все, на что мы можем надеяться.
Наш день на скачках продолжился парой ночей: выпили здесь, сыграли в карты там, в общем, я снова пропал. Но в этот раз Морин была настроена решительно. В Уимблдоне она натолкнулась на симпатичный дом (это был уже второй дом, первый мы упустили из-за того, что она не смогла найти меня), и агент убедил ее, что если мы не заключим сделку сразу же, его перехватит кто-нибудь другой. Морин обязала его подготовить бумаги так, чтобы мне оставалось только расписаться. Прошерстив все улицы и потеряв голову от разочарования, Морин подхватила Лорен под мышку и полетела в Ирландию. Там она взяла такси из Дублинского аэропорта и в страшной ярости нагрянула в отель «Феармайл».
Мне позвонили со стойки регистрации и сказали, что моя жена ожидает меня внизу – и, парень, она в бешенстве. Последний раз, когда я слышал эту фразу (в отеле «Грэшем»), персоналу подсказала ее полиция. Морин там не было, меня арестовали и посадили в камеру из-за мелкого недоразумения по отмыванию денег. На этот раз никаких поддельных банкнот, вроде, не мелькало, но никогда нельзя знать наверняка. Вместо того, чтобы спуститься и направиться прямо в пасть льва, я послал Пиви, чтобы он перехватил Морин – если она, конечно, была там – заболтал ее или предложил кофе или бутерброд, пока я спешно буду прибирать номер и скрывать свидетельства многодневных карточных игр. Я сумел втолкнуть ножки изящного стула в гнезда на мягком сиденье и едва успел забраться в платяной шкаф, как в номер вошел Пиви, преследуемый Морин с Лорен. Он пытался не смотреть на шкаф и пригласил Морин присесть. С его ужасу она выбрала тот самый стул.
Его ножки поехали в одну сторону, Морин в другую. Крысы, затаившиеся где-то по углам, кинулись врассыпную. Сидя на ковре, Морин невнятно прошипела сквозь стиснутые зубы: «Джимми! Выходи из шкафа немедленно, или ты покойник».
Понятия не имею, как она догадалась!
Я выполз оттуда, говоря: «Привет, любимая, доброе утро, не ждал тебя здесь. Я тут просто в карты играл… сегодня собирался домой».
«Конечно, ты собирался»» – зашипела Морин, поднимаясь на ноги. Но маленькая Лорен была рада видеть своего отца, и это растопило лед. После того, как я подписал бумаги на дом, и Морин отправила их в Лондон, она решила, что раз уж она заехала так далеко, она заглянет к своей ирландской бабушке, маме ее отца, которая жила где-то у черта на куличках в горах Уиклоу. Это был мой шанс. Кон вывел свой мощный старый «Мерседес», и мы понеслись по глухим дорогам, заросшим ивняком и папоротниками. Семья объединилась и снова была счастлива. Мы замечательно провели время, и я даже стал удивляться, почему мы не делаем так чаще.
Где-то через год после того, как мы переехали в дом в Уимблдоне, я познакомился с Ронни Вудом (см. следующую главу). Я позже приехал к нему в ирландское поместье, которое было очень удобно расположено как раз возле границы Килдара, недалеко от Гоффса. Я достал ему снукерный стол для ричмондского дома. Потом он в своем поместье в Килдаре достроил паб, чтобы поставить три лишних стола и дать мне возможность тренироваться. Еще он соорудил громадную студию Арк (она была названа так в честь его отца) и набил ее хай-тековским оборудованием для звукозаписи. Также там был бассейн с подогревом. Над ним поднимался пар, вокруг стояли пальмы… Роскошное было зрелище, когда выпадал снег. Ронни не пропускает ни одной лошадиной распродажи, поэтому на его 2 тысячах акрах пасется сколько-то беговых лошадей. Все поместье, по сути, – отдельная деревня, почти как феодальный удел. Там постоянно работают две или три дюжины людей, которые следят, чтобы все работало, как часы.
Какие это были времена! Ронни нравится, когда я начинаю играть в снукер после пяти литров гиннеса – а у него лучший гинесс в Ирландии. Я говорю ему, что не могу как следует рассмотреть шар, а он с бесстыдной улыбкой наливает мне очередную пинту.
Когда я приезжал туда, я останавливался в пабе, который был обустроен как комфортабельная гостиница. Ронни звонил из большого дома и поднимал меня, а я будил уже всех остальных. Однажды днем я зашел в бар и обнаружил там двух полисменов, которые угощались пивом. Я спросил их, чем они занимаются, и с веселым смехом они объяснили: «Рон всегда разрешает нам заскакивать по четвергам на стаканчик другой, классный парень. Его здоровье!».
Я не всегда останавливался у Ронни, поскольку я не люблю злоупотреблять гостеприимством. Как-то для меня забронировали номер в «Феармайле», миленьком отельчике, где жили почти все игроки. Отель был переполнен, поэтому себе Пиви забронировал номер в Ньюбридже, он там часто останавливался раньше. Приехав, Пиви дал мужику, который управлял отелем, костюм – чтобы его почистили. Только «почистили» в итоге самого Пиви – исключительно по своей собственной вине, как всегда и бывало. Первую ночь мы с ним провели на ногах в «Феармайле», играя в карты. На вторую ночь мы нашли профессиональный игорный дом и зависли там. Потом, хоть мы валились с ног, а на следующий день было запланировано несколько снукерных матчей, мы снова поехали в паб Ронни Вуда. Мы играли в снукер круглые сутки, вставив в глаза спички, чтобы не заснуть. На пятый день Пиви вернулся в свой отель и утром перед своим снукерным матчем спросил: «Мой костюм готов?». После чего оделся и выскочил из гостиницы в мгновение ока.
В тот вечер мы вернулись в «Феармайл» после моего матча, и снова играли в карты. В последнее утро перед возвращением в Англию, Пиви метнулся в свой отель за чемоданом и был поражен, когда ему вручили счет на 120 фунтов. «Вы не можете предъявить мне счет на такую сумму, я оставался у вас лишь одну ночь и ни разу не завтракал!» – запротестовал он.
«У нас от клиентов не было отбоя, – настаивала владелица. – Мы могли бы сдать вашу комнату три раза, если бы клиенты знали, что вас нет».
Вокруг не было ни малейшего признака других гостей, а когда Пиви украдкой бросил взгляд на регистрационный журнал, оказалось, что в нем пусто. Но хозяева лишь пожали плечами в ответ.
Когда мы уже собирались отправиться домой в Англию, каким-то непонятным образом мы очутились отеле «Бернс» прямо в разгаре Irish musical awards. Мы немного посидели в баре. Шум вокруг становился все громче и вскоре я вышел, решив позаимствовать один из лимузинов на стоянке. Неторопливо подойдя к водителю, я спросил: «Привет, приятель, можешь подбросить нас назад к отелю?». Я понятия не имел, что я нес, так как мы уже выписались из гостиницы, и не представлял, куда мы поедем, но в тот момент идея казалась хорошей.
«Ну, у меня есть полчаса свободного времени, – ответил водитель. Этот приятный молодой человек в форменном кепи, который бродил рядом с машиной, выглядел скучающим до смерти.
«Спасибо. – Пиви и еще пара ребят забрались в салон, и я спросил: – Кстати, а чья это тачка?»
«А-ХА», – ответил водитель. Я подумал, что он имел в виду что-то вроде «Аха, сам догадайся». Но он говорил о группе с таким названием. Я запрыгнул на переднее сиденье рядом с водителем, мои приятели назад. Кузов был, наверное, длиной в милю, с затемненными окнами, и снаружи и внутри – чистое совершенство. И вот мы медленно тронулись, по направлению к каким-то большим воротам. Внезапно нас окружила тысяча визжащих фанатов. Они не знали, кто мы, но думали, что какие-то звезды, поэтому вопили все равно.
В общем, на этой волне мы оказались на церемонии. Я узнал Криса де Бура и еще кого-то. Но большую часть времени я спрашивал у других: «Кто это? А это? А то?». Мерцали вспышки, фанаты кричали.
Это было весело, но в следующем году вышло еще лучше. Я удержал свой титул и заработал 20000 фунтов благодаря победе над Вилли Торном 9:5 и отпраздновал это в крохотном пабе с отцом. Мы травили с местными бесконечные байки. Час проходил за часом, понятное дело, кто-то валился под стол, кто-то засыпал возле очага, рядом с домашней свинкой, но выпивка продолжала литься рекой, а историям не было ни конца, ни края.
Когда мы возвращались назад в Фишгард на лодке, папа все рассказывал анекдоты. Он умел это как никто. Вот это было настоящее веселье!
* Питер Эдвард Кук — британский актёр, сценарист, артист разговорного жанра.
**Desert Orchid (Орхидея пустыни) – известный как Десси, беговая лошадь, безумно любимая фанатами скачек за свой стиль бега. считается одной из величайших лошадей всех времен.