Глава 12. Будущее

Использование материала разрешается только при условии наличия активной ссылки на Top-Snooker.com в начале текста.
Текст предназначен для ознакомления и не является источником извлечения коммерческой выгоды.

Мне кажется, что прошло так много времени с тех пор, когда я был в отчаянии, хотел бросить игру, и не видел для себя будущего. Когда я пишу это, то чувствую себя как никогда спокойным, уверенным и оптимистичным. Это случилось благодаря комбинации многих факторов – Прозак, Прайори, собрания, здоровый образ жизни, Программа Двенадцати Шагов, победа на чемпионате мира, ну и благодаря моей девушке Джо.

Несколько раз я срывался. Даже спрыгивал, если честно. Бывали времена, когда я думал, что все прошло успешно, я поборол свою зависимость, так что можно пойти и развлечься. Мне казалось, я пропускаю что-то. Но я не могу больше с этим жить. Мне не становилось лучше, когда я начал пить и курить, не помогает мне это и сегодня.

Я понял, что делает меня действительно счастливым: нужно быть честным с самим собой, и понимать, что ты представляешь собой, как личность. Я хочу знать свои слабые стороны, и чувствую, что теперь могу ладить с этим. Может быть, я испорченный, эгоистичный, заносчивый… Не скажу, что все всегда получается, но мне кажется, что я стал гораздо более скромным человеком. Кроме того, я чувствую, что не обязан важничать в общении с окружающими. Да и в любом случае, от этого все равно нет никакого толку.

Прозак творил чудеса, убирая мои страхи и неуверенность. И плевать, если придется сидеть на нем до конца жизни. Я не стыжусь того, что принимаю Прозак – благодаря этому я чувствую себя хорошо и могу существовать дальше. Если у вас депрессия, то в первую очередь это нужно признать, а во вторую – что-то с этим делать. Теперь, просыпаясь по утрам, я с нетерпением жду, что же мне даст этот день. Жизнь – один большой вызов, и мой снукер – это тоже вызов, чего я слишком долго не понимал.

Я изменился как личность: я хочу радоваться жизни, общаться с друзьями и родными. Я провел много тяжелых лет депрессии, стараясь развлекать кого-то. Мне никогда этого не говорили, но в семье всегда ощущали, что если у меня все хорошо, то и все счастливы. Но это ерунда. Гораздо важнее быть счастливым в душе. Слишком долго мы не рассказывали друг другу, как чувствуем себя на самом деле. Я говорил родителям, как мне плохо, но никогда не объяснял, почему. Теперь отец по одному тону моего голоса определяет мое настроение. За эти годы он достаточно наслушался о моей депрессии, и теперь я так радуюсь, когда он звонит мне и спрашивает, все ли у меня хорошо, а я могу сказать, что да. Мне нравится просто поговорить с ним о том, что случилось со мною за день. Раньше он постоянно старался меня подбодрить – что было просто безумием, если учесть, что я путешествовал по всему миру, играя в снукер, а он сидел в тюрьме.

Каждый год я думал о том, чтобы уйти из игры, но потом у меня было три месяца отдыха, после которых я решал, что потяну еще один сезон. А неделю спустя опять начинал стонать, звонил папе и заводил старую шарманку. «Ладно, доведи этот сезон до конца, а потом можешь отложить кий навсегда», – говорит он мне. Этот разговор продолжался лет шесть или семь – я привык стонать, а он должен был мне помогать. Я был эгоистом! Наверное, ему выслушивать все это было настоящей пыткой, но он был сильным и откладывал собственные проблемы, чтобы убедиться, что со мною все нормально.

Победа на Кубке Чемпионов, первом турнире после Прайори, была, во многом, величайшим моим достижением. Я был полон оптимизма и думал: я вернул свою жизнь. Я выступил с речью и сказал: «Мне хорошо, но вы увидите другого Ронни; до сих пор вы видели много всякого барахла, но я вас уверяю, что будет много изменений». Думаю, так и случилось.

Теперь мы с папой просто разговариваем и шутим.

Недавно он мне сказал:

– Лучше всего твоя жизнь станет, когда тебе исполнится сорок.

– Откуда ты знаешь? – спросил я его. – Когда тебе исполнилось сорок, тебя посадили.

– Знаю, – согласился он. – Но в сорок лет жизнь только начинается.

Я подумал, что он смеется. Как он может такое утверждать, если последние двенадцать лет провел взаперти? Но это демонстрирует его силу воли, которая даже его самого удивляет. Он всегда говорил, что не сможет примириться с тюрьмой, что ни дня там не выдержит. Но когда я его навещаю, мне говорят его приятели: «Твой отец – невероятный человек. Он справляется с тем, что оказался в тюрьме, как никто другой. Он очень сильный». Он делает вид, что его ничто не тревожит, и смеется – это его способ. Но я знаю, что глубоко внутри он отчаянно хочет вернуться домой, и он очень раскаивается.

Сейчас, больше чем когда-либо, отец говорит мне, что я не должен делать того, чего не хочу. Он мне часто говорит, что я превзошел все его самые смелые мечты. «Я мечтал, чтобы ты стал профессионалом, – сказал он недавно. – Ты стал профессионалом, и потом я подумал, вот если бы ты прошел в топ-32, или попал на телевидение… ты и это сделал. Потом я подумал, может быть, ты выиграешь турнир… и ты это сделал. Потом я подумал, если бы ты выиграл чемпионат мира, то я выдержал бы еще десять лет в тюрьме… Если бы мне кто-то сказал, что ты станешь первым номером, я бы просто упал. Каждый раз, когда я ставил цель, и говорил: «Надеюсь, мой мальчик это сумеет», каждый раз ты осуществлял это. Так что не все равно, забьешь ты еще один шар, или нет. Просто радуйся жизни. Ты осуществил все, о чем я мечтал для тебя, и все то, что я мечтал сделать сам. Я хотел быть футболистом, но я не был для этого достаточно хорош. Я не был, но ты стал. И когда в будущем будут интересоваться, как это все началось… у одного парня из Ист Энда, владельца секс-шопов, был сын, который играл в снукер… Я хочу, чтобы у тебя тоже был сын, который последует по твоим стопам, и может быть, станет пилотом Формулы-1, и я буду счастлив, потому что все началось с меня».

Дел мне всегда говорил: «Купи лотерейный билет, и у тебя будет шанс. Просто купи лотерейный билет, и дай себе шанс выиграть». Теперь, когда я играю, то чувствую, словно бы у меня есть этот лотерейный билет. Раньше я думал, если мой противник играет хорошо, значит я в беде. А теперь я думаю: если я хорошо играю, то это он в беде, даже если я играю не очень хорошо, у меня все равно есть шанс выиграть. Я не выхожу на матч, думая, что должен быть в самой лучшей форме весь матч, я знаю, что это вряд ли возможно. Если я проигрываю со счетом 3-1, то думаю: ладно, у него была хорошая сессия, теперь моя очередь. Мне было сложно научиться так думать, но я справился.

Говорят, что твоя сила – еще и твоя слабость, и в моем случае это абсолютная правда. Я перфекционист, и это причинило мне столько бед – одержимость тем, что я неспособен делать все так хорошо, как хочу. Но с другой стороны, я и рад тому, что перфекционист, потому что если бы не это – я бы бросил все еще много лет назад. На это нужно смотреть как на плюс, но иногда следует и отбросить, ведь иначе я окажусь на дне. Быть перфекционистом – нормально, если только ты не слишком из-за этого мучаешь себя, чем я и занимался все эти годы.

Кубки – это замечательно, но я получаю еще больше удовольствия от того, что просто играю хорошо. Я более счастлив, хорошо играя в клубе, чем плохо играя, но выигрывая серьезный турнир. Полный контроль над битком – для меня это так же восхитительно, как и тогда, когда я был ребенком. Я терял эту радость, и это подталкивало меня бросить игру. Но я остался и в итоге преодолел все преграды.

Иногда я определенно чувствовал, что с большим удовольствием принял бы отцовский бизнес. Может, я был бы рад, продавая книги и кассеты? Ко мне бы приходили люди, узнавали меня и спрашивали: «Вы же Ронни О’Салливан, который когда-то играл в снукер?» Бывали времена, когда я думал так и поступить, и даже проигрывал в голове сцены. А я бы им ответил: «О, знаете, игра меня задолбала, так что я решил просто ее бросить». Тогда я был уверен: чтобы опять стать счастливым, я могу только бросить игру. Но потом я вспоминал себя ребенком, в клубе, как я сначала тщательно вычищал сукно, а потом целый день практиковался. Тот ребенок любил снукер так сильно, что я не мог выбросить эти воспоминания из своей головы.

Я знаю, что у меня будут еще и хорошие дни, и плохие. Но теперь я воспринимаю вещи более объективно и как результат – играю увереннее. Кроме того, я работаю над своей техникой. После выхода из Прайори я получил дополнительную поддержку от тренера по имени Фрэнк Адамсон, он же тренировал Стивена Ли. Фрэнк мне очень помог, не думаю, что сумел бы без него выиграть чемпионат мира, и уж точно – не выиграл бы в тот сезон шесть турниров. Фрэнку 74 года, он проанализировал мою игру, и сказал, что я слишком спешу во время ударов. Мы смотрели мои старые записи, и все казалось более осмысленным и легким. Когда я стал старше, казалось, что я и кий не мелю как нужно, и к удару правильно не готовлюсь, просто подхожу и бью. От такой быстрой игры создавалось впечатление, что я уверен в своей меткости. Но истинная причина была другой. Я играл так быстро, потому что мне не хватало уверенности. Если большинство игроков, когда у них возникают проблемы, замедляют свою игру, я ее наоборот ускоряю. По принципу: не собираюсь об этом задумываться. Моя естественная игра – это забивание на инстинкте, и это побеждает. Я сам себе сказал, что в моей непредсказуемости моя сила, но думаю, что я себя недооценивал. Сейчас, надеюсь, я вновь обрел то, что у меня было в пятнадцать лет. До Фрэнка шары закатывались в лузы на скорости 200 миль в час, или не попадали туда вообще. Сейчас же, как мне кажется, они закатываются куда более расчетливо.

Мы также проверили и многое другое. Осанка, плечи, слишком сильно сжимал кий, слишком близко к битку, слишком далеко от битка, перекос направо или налево, левая нога слишком ушла вперед или назад? Я не знал, где корни моей проблемы, поэтому мы разобрали игру на составляющие и изучали все. Я все еще не знаю, в чем же причина, и по прежнему испытываю некоторые сложности, но теперь все не так плохо, как когда-то. Я лучше бью, лучше прицеливаюсь, хотя и не настолько хорошо, как хотел бы, и я знаю, что я могу выигрывать турниры. Раньше у меня не было этой уверенности. Я надеялся, что остальные будут играть не очень хорошо, чтобы я сумел выиграть, и это меня выматывало. Я думал: ну и как ты будешь играть, если надеешься только на то, что твой противник будет играть плохо? А если он играл хорошо, я думал, что проиграю из-за своей техники. Теперь, с помощью Фрэнка и Дела, кое-что, чего я раньше не делал, стало органической частью моей игры. Я знаю, что торопиться не нужно, хорошо прицеливаюсь и подхожу к шарам мягко и спокойно. Фрэнк показал мне два или три приема, а остальное я добавил уже от себя. Как я сказал ему: «Ты можешь хотеть, чтобы я играл каким-то определенным способом, но я должен вкладывать в это свое – держать ли кий повыше, или переносить вес на левую ногу, но это должно идти изнутри, потому что это то, что делает меня игроком». И хотя Фрэнк великолепный тренер, я никогда не откажусь от Дела, потому что он меня тренирует и вдохновляет. Дел нужен мне на турнирах, потому что с ним мы можем посмеяться: он ближе мне по возрасту, мне с ним легко, и мы команда.

Еще одним очень важным для всей семьи делом является апелляция против папиного приговора. Я считаю, что этот приговор невероятно суровый, и мы боремся за его сокращение. Папа всегда был для меня опорой, но сейчас пора мне что-то сделать для него. Да, ужасно, что убили человека, но мы всегда считали, что это было актом самообороны. Возможно, уже поздно апеллировать против приговора, но определенно не поздно – против срока заключения. Почему он получил восемнадцать лет? Нам сказали, что из-за нападения на почве расизма, но мы знаем, что а) – это было не на почве расизма, и б) – он не расист. Он не говорит, что не ввязался в драку, ввязался, и сделал большую ошибку, когда настаивал на своем праве на молчание, вместо того, чтобы изложить свою версию событий. Папа был в ужасе – от того, что наделал, и от того, что может пойти в тюрьму. Но это было в прошлом и изменить ничего уже нельзя. А вот что можно – это убедить людей в том, что, несмотря на заявления судьи, папа не расист.

С тех пор как отец сел в тюрьму, меня просто удивляет сила всей нашей семьи – Даниэль, мамы, самого папы, даже меня, в некотором роде. Наверное, мама самая невероятная из всех. Когда я вспоминаю то время, когда отец покинул нас, и ей говорили, что она никогда не сможет справиться с бизнесом, и чего она добилась – я так ею горжусь!

Моей сестре Даниэль 20 лет, она живет со своим парнем. Мы сейчас гораздо ближе, чем когда были детьми. Даниэль было очень тяжело, ей было всего девять, когда отец оказался в тюрьме, но я думаю, что она справилась с этим великолепно – намного лучше меня. Временами нам казалось, что родители больше любят кого-то одного из нас, но в душе мы знаем, что это чушь, и они любят нас одинаково.

Надеюсь, что сумею сблизиться и со своей дочкой Тэйлор. У нас с ее матерью были проблемы, но мы начали их решать, так что теперь я вижусь с Тэйлор гораздо чаще. Семья – это самое важное в жизни, а она, определенно, часть нашей семьи.

Недавно я открыл магазин на Олд Комптон Стрит в Сохо. Он называется «Вива Ла Дива» и торгует нижним бельем для женщин и мужчин. Я купил его как своего рода инвестицию. Это уже тринадцатая покупка недвижимости с тех пор, как я начал играть в снукер профессионально. Это оказалось очень хорошим вложением, поскольку рынок недвижимости в последнее время переживает значительный подъем.

Когда я приобрел первое здание, я был не уверен насчет снукера, так что решил, мало ли что случится, нужно чтобы было на что опереться. Мой тогдашний менеджер Йен Дойл, посоветовал недвижимость.

– Нет, мне нужно что-то более явное, – возразил я. – Куплю я недвижимость, а дальше что? Все равно я должен буду играть в снукер.

– Окажи себе услугу, купи кое-какую недвижимость, и ты не ошибешься, – ответил он.

Это был замечательный совет, лучший, что когда-либо давал мне Йен. Я рад тому, что у меня есть собственность, что я превращаю ее в магазины, встречаюсь с новыми людьми. Это оказалось хорошей школой. Сейчас я посередине своей карьеры в снукере, и у меня есть интересы вне игры. Я всегда чувствовал, что могу заниматься бизнесом – еще тогда, когда торговал карточками футболистов в школе. Сначала я купил несколько домов и квартир, потом перешел на коммерческую недвижимость. Я купил один магазин, и передал его маме в подарок. Потом мы открыли еще несколько магазинов, что дало маме хороший доход, пока официальным владельцем считаюсь я. Так что все рады.

Магазин на Олд Комптом Стрит находится в замечательном месте – прямо в сердце Сохо, и он довольно шикарный – двухэтажный бутик. У моей девушки Джо хороший глаз на одежду, так что она управляет магазином. Мы надеемся расшириться и открыть филиалы в Ньюкасле, Манчестере, Глазго, Эдинбурге и Бирмингеме, но пока что я рад добиться успеха и в одном. Когда я брошу снукер, то займусь бизнесом. Сейчас, слава богу, до этого еще далеко, но приятно, когда у тебя есть что-то, чего ты с нетерпением ожидаешь.

Кроме того, я заключил контракт о менеджменте с Джимом МакКензи, главой Всемирной Снукерной Ассоциации. Мы называем это Рокет Промоушн. В наших планах купить несколько снукерных клубов, искать юные таланты и предоставлять им нормальный менеджмент. Хорошо бы иметь пять или шесть залов по всей стране, для тех детей, которые хотят добиться успеха. Если мы сосредоточимся на всяких спонсорских сделках, счетах, бронировании отелей, то дети смогут полностью сосредоточиться на снукере. Может быть, они не захотят полного менеджмента, решат ограничиться только бронированием отелей или нашей помощью в игре, ну что ж, пусть будет так. Игрокам должно быть с нами легко. Слишком часто юным снукеристам не дают выбора, и они не могут сказать «нет». Мы хотим это все изменить.

Я бы хотел остаться в снукере и после того, как окончу свою карьеру игрока – стать комментатором, например. Я вижу Стива Дэвиса, и он кажется счастливее, чем когда-либо. Ведь существует столько дверей, и впервые я вижу, что они открыты, а не захлопываются передо мною. Я научился быть довольным. Снукер – важная часть этого, но если бы мне сказали, что завтра я не смогу играть, я знаю, что в жизни существует еще многое.

Сейчас я играю в гольф, и я не удовлетворен тем, как забиваю. Я хочу играть на пристойном уровне. Я поставил себе цель, что к пятидесяти годам я должен участвовать в Сеньорз Тур и играть профессионально. И я думаю, а почему нет? Я верю, что нет ничего невозможного, если действительно захотеть. Вообще-то, у меня еще она цель, даже еще более амбициозная: я хочу играть профессионально через пять лет. Я не собираюсь бросать снукер, но уже могу соревноваться и в гольф. Я не настолько глуп, чтобы думать, что могу играть в гольф на том же уровне, как играю в снукер, но я играю достаточно хорошо, чтобы получать удовольствие.

Кроме того, хотя это и здорово – стать таким оптимистом, но время от времени мне нужно устраивать себе эдакую проверку реальности: что идет в начале, что в конце, живи сегодняшним днем, и сначала проживи его, прежде чем строить планы на будущее. Вот для чего было нужно Прайори – чтобы подготовить нас жить в реальном мире, в настоящем.

Не то, чтобы мне постоянно было хорошо. Совсем наоборот! Я проснулся сегодня утром и мне было ужасно. Я опять запаниковал. Но я принял таблетку и через десять минут все стало нормально. Насколько это просто? Несмотря на свое самочувствие утром, я смогу радоваться жизни. Приступы паники случаются только тогда, когда я не принимаю таблетки два или три дня, значит, когда я их приму, то смогу расслабиться.

Прошлым вечером я встретил в снукерном клубе девушку, которую не видел давным-давно – Тину.

– Ты кажешься гораздо более уверенным и счастливым, – сказала она. – Ты счастлив?

– Да, – ответил я.

– Это очень хорошо, – заметила она, – потому что раньше ты был испорченным Ронни – мальчишкой с талантом. Я помню тебя: «У меня есть все способности на свете. Почему я не выигрываю? Я несчастен». Ты был очень заносчивым.

– Правда был?

– Был, и ты очень изменился. Теперь ты хороший парень.

Для меня это очень много означало. Слишком долго, каждый раз, когда я входил в комнату, то всем мешал, всех расстраивал и всем портил настроение. Это же заставляло меня ненавидеть себя. Теперь я вхожу в комнату: «Привет, как дела? Рад встрече», все хорошо и все довольны. Я могу быть в компании, не думая при этом, что я недостоин быть здесь, или что я не могу говорить то, что у меня на душе. Сейчас я знаю, что могу – и я никого этим не обижу. Думаю, я стал легче относиться к жизни сам, и это облегчает общение с людьми.

Я всегда винил снукер в своей депрессии. Я думал, что каждый раз, когда я играл хорошо, я не был в депрессии, а когда плохо – был. Так что я сделал простой вывод, что во всем виновата игра. Но на самом деле я был болен и не понимал этого. После того, как я начал принимать Прозак, я открыл, что могу играть плохо, расстраиваться от того, что играю плохо, но все равно быть счастливым как личность. Как по мне, это прогресс. И значительный.

Я всегда оглядываюсь с ностальгией на то время, когда мне было 14, 15 и 16, и я только-только становился профессионалом. Думаю, тогда я играл лучше всего, и это было самое счастливое время в моей жизни. Сейчас я уверен, что играю так хорошо, потому что я счастлив и уравновешен, а не наоборот. Тот период моей жизни всегда будет для меня золотой эрой, я хотел бы его вернуть, и у стола, и вне его. Я знаю, что причинил себе много вреда за эти годы, но чувствую, что начинаю наверстывать упущенное.

Перевод: Юлия Луценко
Источник: Ronnie: The Autobiography of Ronnie O’Sullivan with Simon Hattenstone, Orion, 2004