И так было почти всегда. Про меня говорили: “Стивен — мечтатель” или
“Стивен хороший парень, но ему не хватает концентрации”, или
“Стивен не работает в полную силу по этому предмету”.
Отчеты об успеваемости, подаваемые два раза в год, всегда были об одном и том же. Физически я присутствовал в школе, но мыслями я был не там.
Если бы я только мог в тот же момент встать и уйти и вместо школы провести весь день в Classic Snooker Centre, я бы сделал это. Единственный значительный прогресс в моей жизни заключался в умении орудовать кием правой рукой. Надо отдать должное моим родителям, они понимали, что снукер стал моей страстью и образом жизни, и если у них и были претензии к моей учебе, то по большей части они держали их при себе.
Именно в Classic Snooker Centre я купил свой первый настоящий кий. Там был целый шкаф с витриной разных киев для продажи и уже довольно давно я заглядывался на один из них с автографом Рекса Уильямса, который мне нравился даже больше, чем сам дизайн кия! Он стоил 40£, пришлось немного подкопить, чтобы приобрести его. Как и следовало ожидать, Билл не предоставил даже минимальной скидки!
Мы с отцом выбирались то в один, то в другой местный клуб, так, ничего особенного, просто местечки, похожие на Classic и Maloco, где зависали парни, забивали шары и смаковали бутылочку пива. Всегда, когда я раз разом побеждал, за мной пристально наблюдали посетители клуба, при этом я совершенно не стеснялся и не чувствовал себя неуверенным, как обычно бывало вне стола. Я наслаждался этим вниманием. Отец постоянно выслушивал различные предположения о том, как я должен развивать свою “карьеру”, хотя в действительности ещё не было никакой карьеры. Хотя идея примкнуть к какой-нибудь команде и играть за Лигу казалась вполне резонной. Но все упиралось в мой возраст и в тот факт, что юридически я не был бы допущен до заведений, где продавались спиртные напитки. Но со временем я узнал, как можно тихонечко и незаметно проскользнуть в такие места через заднюю дверь, избегая прохода через бар.
Отец очень хотел, чтобы я принял участие в турнире для игроков до 16-ти лет. И хотя я был взволнован и смущён, поскольку никогда до этого не играл ни с кем, кроме местных ребят и не часто выезжал за пределы Шотландии, я согласился попробовать.
Папа уговорил маму в течение недели приглядывать за его фруктово-овощной лавкой, и мы поехали в Северный Уэльс посмотреть, как я буду играть в снукер против тридцати ребят в категории до шестнадцати лет. И я хорошо справился! На самом деле настолько хорошо, что выиграл этот турнир! Никаких трудностей, никакой напряженной борьбы. Я просто забивал шары, быстро, без суеты. И мои соперники один за другим отпадали. В качестве приза я получил трофей и 100£ наличными, а также праздничные купоны от компании Pontins тоже на 100£. Когда мы вернулись домой, я отдал маме 50£, чтобы она положила их на мой банковский счёт, а на оставшиеся 50 купил себе часы. Но поскольку наша семья была не из любителей много праздновать, купоны так и остались неиспользованными.
Отец был так горд, что его аж распирало. Он был не из тех, кто хвалится больше, чем оно того заслуживает, но в течение недели я постоянно слышал, как он говорил любому, кто наблюдал за моей игрой: “Это мой сын!”. Он хотел, чтобы я стал профессиональным игроком в снукер и обещал сделать для этого все, что в его силах. Но он не настаивал и не давил, так же, как и мама.
Во всех этих и других клубах я был самым юным игроком, но не особо моложе тех, с кем приходилось играть. У нас были команды из трёх-четырёх человек, играющие матч, состоящий из двух фреймов, но этого было явно недостаточно для того, чтобы войти в игру, однако вполне достаточно, чтобы разжечь интерес и жажду к победе. Каждую неделю, по вторникам или средам, я с нетерпением ждал вечернего похода по клубам, которые, к слову, знавали лучшие времена. Почти все столы были в ужасном состоянии. Сукно и борты аж лоснились от старости, а на выцветших шарах были щербинки и сколы. Но это не имело значения. Я хотел выложиться по полной и не мог дождаться, чтобы начать играть на этих шатких, стареньких столах. Два фрейма пролетали очень стремительно, и когда игра заканчивалась, я шёл прямиком к выходу, садился в машину к отцу и мы ехали домой, не заходя в бар, поскольку в большинстве этих заведений меня вообще не должно было быть.
В Dockyard Club меня представили некому Лори Аннандейлу — страстному игроку в снукер, рефери и коллекционеру киев в одном лице. Лори поддерживал меня, со временем став единственным, кому я доверял менять наклейку на моем кие. Большинство снукеристов делали это самостоятельно, но я не доверял себе столь кропотливую работу. А Лори выполнял ее безукоризненно. В течение своей карьеры я периодически пользовался его услугами, а однажды даже был случай, когда мне пришлось из Шотландии полететь к нему в Антверпен, поскольку возникла проблема с наклейкой. Кто-то посмеялся бы надо мной, но я предпочитал, чтобы наклейка была приделана определённым образом, и это мог сделать только Лори.
В тринадцать или четырнадцать лет я все ещё постигал азы, однако по большей части моя игра была атакующей. Отыгрыши, тактика, которые я видел в исполнении взрослых профессиональных игроков по тв, были не по мне. Мне хотелось лишь забивать шары, это было просто как дважды два. Прошло совсем не много времени, прежде чем мое имя все чаще и чаще стали упоминать в Лиге, хотя в основном разговор сводился к моему возрасту и моему небольшому росту, а не к игровым способностям. Папе казалось, что мне было бы нелишне попробовать свои силы на Scottish Junior Championship и даже, может быть, на UK Championship в своей возрастной категории. Эти турниры могли бы дать мне возможность выйти на другой уровень — уйти от матчей в два фрейма, которые уже начинали приводить меня в уныние. Я хотел почувствовать вкус победы, настоящей победы, такой, которую я ощутил в Pontins.
Между тем пришло время воочию увидеть истинных мастеров в деле. Папа купил билеты на выставочный матч в местном развлекательном центре, где должен был играть мой герой Джимми Уайт. Вместе со всеми зрителями я заворожённо наблюдал за тем, как он демонстрировал свой талант. Его очарование и умения были неоспоримы, и тем не менее несмотря на его атакующую манеру игры и стремление быстро зачистить стол, я начал осознавать, что у меня нет ничего общего с яркой личностью Джимми. Я был крайне разочарован, ведь я хотел быть таким же крутым, как и он, но я им не был. Но все же я смирился с этим фактом и решил оставаться собой.
Благодаря многочасовому просмотру снукера по телевизору мой собственный кьюинг стал улучшаться. Я по-прежнему копировал стиль Джимми, так же низко наклоняясь над битком, но я также наблюдал и за тем, как хладнокровно и уверенно Стив Дэвис занимал стойку и прицеливался, чтобы выполнить удары. Поначалу я пытался проделывать то же самое, но это оказалось пустой тратой энергии и не привело к хорошим ударам. Я продолжал регулярно тренироваться и выигрывать матчи.
Победы на British и Scottish автоматически позволили мне квалифицироваться на турнир Junior Pot Black — подростковая версия популярного тв-шоу на BBC TV, которое проводилось с конца 60-х. Таким образом, в апреле 1983 меня пригласили в Бирмингем в студию Pebble Mill, и это было мое первое появление на телевидении.
Утром, в день записи, на студии я бросил взгляд на своё отражение в зеркале. На долю секунды я даже не узнал
самого себя. Мы с папой только что приехали из отеля, где я провёл около часа, чтобы привыкнуть к своему необычному виду — на мне был парадный, хорошо сидящий по фигуре синий костюм с жилеткой и бабочкой. В тот момент я был в обычных чёрных школьных туфлях, но для большего шика я выбрал пару светло-серых лоферов, подходящих по цвету к рубашке. Я решил, что если пройду в четвертьфинал, который должен был вот-вот начаться, то с гордостью надену их! Никогда прежде не бывая на телевидении, я и не подозревал, что на тв- картинке они будут выглядеть абсолютно белыми, а я сам больше буду похож на юного джазового исполнителя, нежели на восходящую звезду снукера. Но в тот момент все, о чем я мог думать, была игра. Моим соперником был Ник Пирс, парнишка, который был старше на несколько лет и намного выше меня. Я уже побеждал его на British Junior Championship и потому совсем не боялся его. Также меня не тревожил тот факт, что в студии будут камеры, триста человек зрителей, известные комментаторы и игроки (включая Вилли Торна). Ничего из всего этого меня никоим образом не смущало. Я хотел лишь одного: выйти и победить.
Я быстро вошёл в игру и так отчаянно забивал шары, что чуть ли не сыграл следующий, пока рефери устанавливал розовый на свою отметку, который я только что отправил в среднюю лузу. Я хотел убрать этого взрослого парня с дороги, продолжить игру и победить. Отец наблюдал за происходящим с первого ряда, я начал с 20- очкового брейка и вскоре я уже имел преимущество в 35 очков. На помрачневшем лице Ника промелькнула серьёзность. Он был обескуражен. Все в порядке. Он упустил то, что должен был с лёгкостью реализовывать. Если честно, то я тоже иногда ошибался, но гораздо быстрее возвращался в игру, чем он.
Чувствуя дискомфорт Ника, я продолжал давить, порхая вокруг стола. Затем он поставил мне снукер и при выходе из него я допустил фол. Стараясь не выдать своего раздражения, я стиснул зубы и продолжил борьбу. Ник подарил мне желтый, оставив его прямо посреди стола, и я его тут же отправил в лузу. Потом я сам себе поставил снукер, но у меня было преимущество в 41 очко при 25-ти на столе.
Используя рест, я решительно загнал коричневый в лузу, выйдя на синий, чтобы сыграть его в среднюю. “Он смог закатить его”, — прошелестел “Шепчущий Тед”, как только шар скрылся в лузе. Торопясь завершить матч, я не забил розовый, и мое лицо тут же омрачилось. Но и Ник тоже не смог его забить, затем, отчаявшись, я допустил фол и подарил сопернику шесть очков. Из зрительного зала отец тихонечко подсказывал мне сбавить обороты, оценить ситуацию и успокоиться. Но мне было некогда. Через два удара все завершилось со счетом 70-23 в мою пользу — наконец-то я в полуфинале!
Сразу же после матча Алан Уикс спросил меня, как я себя ощущаю?
— Неплохо, — пропищал я с шотландским акцентом.
Когда он спросил, как часто я играю, я ответил, что “играю каждый день по 2-3 часа, а по выходным целый день”, я также упомянул и о том, что учился игре, смотря снукер по телевизору.
— А какая сейчас была передача? — спросил он назидательно.
— Pot Black, — ответил я, удивившись, что он задаёт столь очевидные вопросы.
В полуфинале я столкнулся со Стивом Вентхэмом, которого я считал позером. Я уже видел его в деле в Pontins, он был абсолютно уверен, что он будущая звезда снукера. Я думал, что смогу показать ему пару фишек и доказать, что запросто могу сделать брейк в 47 очков.
Проигрыш меня очень огорчил. Я так хотел обыграть Вентхэма, а затем в финале и Джона Пэрротта, которому было 19 лет. Всю дорогу домой в поезде я в основном молчал.
— Да брось ты, Стивен, — пытался подбодрить меня папа, — учись проигрывать. Ты играл в полуфинале на тв-столе, а это, знаешь ли, очень круто!
Я тоже думал об этом, наверное, это здорово. Мне просто хотелось пережить это снова, но на этот раз я хотел победить. Потихоньку я начал осознавать, что в противовес ожиданиям отца, я никогда не научусь проигрывать. Когда передача вышла на телеэкраны, спустя месяц или два в местной газете появилась небольшая заметка. А позже слухи о программе долетели и до школы, где надо мной начали подшучивать из-за “белых” туфель.
— Они серые, — возмущался я, — это просто камера сделала их белыми.
Насмешники вроде поверили в это объяснение и через каких-то пару часов все забыли о шутках. Учителя тоже ни разу не упомянули ни о программе, ни об этих обидных туфлях. И даже если они смотрели, в чем лично я сомневаюсь, то, вероятно, думали, что лучше бы уж я проводил время за школьной партой, чем за снукерным столом. Тем временем я вернулся в клубы, мои соперники менялись от полупрофессиональных игроков до откровенно слабых. Отец понимал, что если я хотел построить карьеру игрока в снукер, то мне нужно было двигаться дальше, в более престижную Лигу и проводить матчи по всей стране, а не только в пределах Шотландии. Но мы по-прежнему продолжали мотаться туда-сюда между Эдинбургом и Глазго, заезжая в большие и малые города в центральной части Шотландии. И одним из таких городов был Стерлинг, где в снукерном клубе зимним вечером 1983-го один из посетителей очень пристально за мной наблюдал — молодой парнишка, который довольно хорошо играл.
Это был сын местного бизнесмена и хозяина клуба Иэна Дойла — Ли, тоже снукерист, против которого мне предстояло сыграть. Я победил и тут же забыл об этом матче, как обо всех тех, которые мне пришлось провести за последние несколько месяцев. Но Ли Дойл не забыл, он думал о нем. И по дороге домой, повернувшись к отцу, он сказал: “Знаешь, папа, я сегодня играл против будущего чемпиона мира”. Надо отдать ему должное, Иэн Дойл не стал этого отрицать. Позже он скажет, что был “полностью очарован” тем, что он увидел, описывая мой стиль игры как “дерзкий и самоуверенный”.
