Глава 7. На вершине мира, Шеффилд 2012
Текст предназначен для ознакомления и не является источником извлечения коммерческой выгоды.
*Перевод с комментариями Alex.
Начинается с заявления Ронни, что этот турнир, – лучший в его карьере, мало того, для него этот титул значит больше, чем все титулы, выигранные до того, вместе взятые. Доктор Питерс принял большое участие в психологической подготовке к этому ЧМ. Они много говорили, Ронни делал заметки, учился, прочитал книгу Питерса “Парадокс шимпанзе”, но Ронни есть Ронни – он был в ужасе перед началом турнира, и пребывал в уверенности, что вылетит в первом же раунде. Особенно, когда узнал, что противником его станет Питер Эбдон.
“Псих всегда был великолепным бойцом – и приятнейшим парнем, несмотря на пугающую внешность”.
“Самое важное, чему меня научил Стив – забывать о том, что обычно мучало бы меня долгое время. Например, я сыграл плохой удар, но не позволяю мыслям об этом испортить мой следующий удар. Мой натуральный ход мыслей таков: я сыграл плохой удар, я гавно, обращаюсь с кием, как мудак, я не могу попасть по шару, всё, я продул. При счёте 8:1 в пользу противника я подумаю – да, всё равно уже вылетел, и начинаю играть хорошо, проигрывая в конце со счётом где-то 13:9. На самом деле самый большой урон игре был нанесён в первой сессии.
Стив дал мне силу проходить через плохие удары. Он заставлял меня вспоминать о том, кто я – трёхкратный ЧМ, 4-х кратный чемпион Британии и Мастерс. Да, я могу делать плохие удары, и тот парень, что играет против меня, может меня побить, все могут… Но форма никогда не оставляет меня надолго, и статистически я побеждал любого игрока чаще, чем он меня.”
“…и я думаю, что поэтому я наслаждался игрой в Шеффилде 2012 больше, чем игрой в любом другом турнире, потому что порой игра не шла, но я боролся, и после сессии думал – ага, я отстаю всего лишь со счётом 3:5, или у нас ничья 4:4, а в следующей сессии я находил свою игру, и брал 6 фреймов кряду. Так что с помощью Питерса я обрёл возможность чувствовать себя причастным к каждой сессии, каждому фрейму и поглощать любые эмоции. Каждый раз, когда я начинал паниковать, мне удавалось это контролировать. Я не торопился и не шёл на дурацкие удары, будучи раздражённым; каждый удар был тщательно продуман, я нашёл свой ритм и стал доминировать в матчах. А когда игра не шла, я не позволял этому сбить себя с цели.
Стив научил меня справляться с эмоциональной частью моего мозга. Он сказал: “Эта часть твоего мозга никогда не изменится. Всё, что ты можешь сделать – управлять ею, и если ты не будешь регулярно делать этого, она снова выйдет из-под контроля, и ты окажешься там же, откуда начинал, придя ко мне впервые”.
Дальше Ронни говорит, что даже не надеялся выиграть весь турнир, вообще ни на что не надеялся. Это не его тип турнира – слишком длинный и изматывающий. По его мнению, настоящее начало ЧМ – полуфиналы, пройти дальше может только настоящий боец. Поэтому только, а не из-за таланта, Эбдон и Дотт стали чемпионами мира – они оба умеют зубами вырывать победы. На четвертьфинальной стадии уже видно, кто сможет дойти до конца, а кто уже сдулся, считает Ронни.
Ронни говорит, что раньше он слишком часто оставлял шары после разбивки, и соперник получал лёгкую атаку. Поэтому он стал разбивать левой:
“Разбивка – это целая наука, и левой рукой я “прохожу сквозь шар” с меньшими усилиями. У меня больше места, больше времени, я могу сдерживать удар, как гольфист, или как футболист, который при ударе позволяет ноге и мячу иметь дольший контакт, в результате получая больший над ним контроль. Когда я разбиваю правой, шар иногда подкручивается, а левая даёт мне 9 шансов из 10-ти безопасной, надёжной разбивки. Разбивка левой стала для меня ключом к успеху на этом турнире”.
“…порой я бил так классно, что кандалы слетали и демоны исчезали. Я ждал этого 20 лет! Всё стало на места: я бил любые шары, ставил невиданные снукера, лупил сотни, выходил из снукеров, не оставляя никому шансов. Слышно, когда играешь хорошо. Шары издают дивный звук, ударяясь о задний борт лузы, ты бьёшь их уверенно, авторитетно. Я чувствовал себя чемпионом; чувствовал, что игра моя была на другом уровне, никто не мог ничего противопоставить мне. Я чувствовал себя так, как будто мне снова 16, когда я выиграл 74 матча из 76-ти, а потом свои вступительные 38 рейтинговых матчей подряд. Я всегда вспоминаю то время, когда мне было 14, 15, 16, и всё было так хорошо. Люди думают, что я гоню, когда рассказываю о тех временах, что у меня на носу пара розовых очков размером не уступающие размером очкам Элтона Джона. Но любой, кто играл со мной в те времена, знают, о чём я говорю. Спросите Марка Уильямса, он подтвердит. За всю карьеру я не играл так хорошо, как когда был ребёнком. Марк знает, что то, как я играл на этом турнире, было нормой для меня, когда я был пацаном. Вот почему я так бесился все эти годы – я уже достиг этого стандарта, толком не начав карьеру. И по различным причинам – потеря техники, баланса, плохая стойка, да что угодно – я забыл, как надо играть. Я знаю, это звучит тупо из уст игрока с 23-мя мэйджорами за поясом, но я действительно так себя чувствовал”.
Дальше он говорит о том, как обрадовались возвращению его формы комментаторы, но не игроки. Но игроков винить тут вовсе не за что. Хендри, который только что закончил карьеру и сидел в комментаторской кабинке, тоже был изрядно взбудоражен.
“Он всё время слал мне тексты: “давай, старина, возвращайся к столу”. Невероятно. Мой герой просит меня играть!”
“…в последнем фрейме был один момент. Я набрал 50 или 60 до того, а сейчас делал брейк в 20 с чем-то, и как только я забил тот шар, я подумал о маленьком Ронни. Он был наверху, в ложе, и у меня было такое чувство, что в зале никого нет, кроме нас двоих”.
Лили не было, Ронни говорит, что она не в восторге от снукера, а сыну нравится. Ему еле удалось уговорить Джо отпустить его на матч, потому что Джо не могла его сама привезти. Кончилось тем, что Росс, личный водитель Дэмиэна Хёрста, заехал за малышом в лимузине, пообещал поставить ему кино, и разговаривать только тогда, когда Ронни к нему обратится – к нему относились как к королю в тот день.
“Увидев Ронни, я немного успокоился, до того я чувствовал некое давление. В первый день финала я чувствовал себя отвратительно, то ли съел что-то не то, то ли нервничал, не знаю, но меня постоянно рвало и лицо пошло пятнами. Я ничего не ел весь день, и, постоянно пуская отрыжки, умудрился выиграть этот день 10:6. Когда я зачищал шары в последнем фрейме второго дня финала, у меня в горле стоял комок. Слёзы рвались наружу, и я думал: “нет, ты не можешь. не можешь”. Я сдержался. Это всё, на чём я фокусировался – сдержать слёзы. После всего, что случилось в последние два года с детьми, судами, после того как я проигрывал в первых раундах всех турниров и был готов завершить карьеру, я стал чемпионом мира. А то, что рядом был маленький Ронни, сделало момент просто идеальным. В последние годы я едва с ним виделся – и вот он тут, рядом со мной, разделяет со мной радость победы. Лучше просто не придумаешь.
В тот момент я подумал – ну всё, я добился всего в жизни. Теперь она пойдёт под откос – а как же ещё? Но я думал так в хорошем смысле слова. Я был самым возрастным ЧМ со времён Риардона, вернулся из ниоткуда и взлетел на вершину мира. Дэмиэн был со мной, и Сильвия (персональный ассистент Дэмиэна) – они были со мной с первого дня, и действовали на меня умиротворяюще. Все, кого я помнил в конце – это Дэмиэн, Сильвия, маленький Ронни и я сам. Кто-то принёс Ронни, я взял его на руки, и просто держал его, и это было безумно прекрасно. Невероятно. Мне неинтересно было поднимать трофей, были только я и он – наш момент. Бесценный. Он не ушёл слишком быстро, и не затянулся. Я наслаждался каждой секундой.
Мы ушли на праздничный ужин, я пробыл там всего полчаса. Ронни спал в машине Дэмиэна с Россом. Я всё время вставал, чтобы проверить, как он там. Потом я забрал его к себе в Хилтон, около половины двенадцатого ночи. Мы пошли в МакДональдс – я, Дэмиэн, Сильвия, Серджио Пиццорно, гитарист из Касабиан, хороший друг Дэмиэна, и просто сидели в фойе отеля и ели бургеры с картошкой. Я пошёл наверх, посмотреть на Ронни. Он спал. У меня был кубок чемпиона мира на тумбочке, и маленький Ронни в кровати. Я лёг, обнял его, и заснул, а проснувшись утром, подумал, что это лучшее, что когда-либо случалось со мной”.