"Первый титул? Я почувствовал что-то вроде… разочарования. Я столько лет работаю, поднял трофей, а что-же будет дальше? С хорошим менеджером Яном Дойлом дела шли замечательно. Снукер был не только моей страстью, но и моей работой. Победа на чемпионате мира была похожа на выполнение работы", - говорит семикратный чемпион мира по снукеру Стивен Хендри на TVPSPORT.PL.
Сара Калиш, TVPSPORT.PL:
Я только что дочитала твою книгу. Почему ты так поздно написал ее?
Стивен Хендри: Я хотел подождать, пока моя карьера закончится, а потом уже писать книгу. Было бы бессмысленно написать ее раньше. Ведь пока карьера продолжается, я мог бы добавить к ней очередные главы.
У тебя разве не возникало желания после долгих лет отсутствия за столом показать, что ты по-прежнему являешься важной частью снукера?
– Я не боялся исчезновения. Я комментатор, эксперт в студии – снукер по-прежнему моя жизнь. Это то, что у меня получается лучше всего, и я не думаю, что когда-нибудь смогу отдалиться от всего этого.
Я не боюсь, что приходят новые личности, а я ухожу в тень. Я отказался от активного снукера, потому что не справлялся с этим как раньше. Я тренировался не столь эффективно, как раньше. Когда человек перестает заниматься своим делом, вполне возможно, ему не избежать стремительного падения . Это похоже на спираль – ты играешь плохо, у тебя меньше мотивации, у тебя меньше мотивации, ты играешь плохо. Я был разочарован собой и своей формой. Я не замечал никакого прогресса.
Как долго тебя волновало то, что ты перестаешь быть лучшим?
– Я успел привыкнуть к этой мысли. Мне давно уже не шестнадцать. Единственной моей мотивацией уйти был резкий спад формы. Когда в вашей карьере было так много замечательных моментов и вы выиграли турниры, а в какой-то момент все прекратилось, очень трудно получать удовольствие от снукера, так как это было раньше. Больше всего в снукере я радовался победе, а не просто игре за столом.
– Читая книгу, создается впечатление , что твоя жизнь – это синусоида. Сначала твоя семья была бедной, позже у них было достаточно денег, чтобы купить стол для снукера, потому что это был самый большой подарок в магазине, который можно было купить. Позже, из-за проблем с азартными играми твоего отца, ты снова стал настолько беден, что тебе стало стыдно приглашать людей в свою квартиру. Ты жил семейной жизнью, потом все поменялось. Ты выиграл семь титулов ЧМ, но у тебя снова не было денег.
– Я не думаю, что такие вещи происходят специально, и кто-то или что-то заставляют этому случиться. Они просто случаются. Мне кажется, что в этом я не одинок . Вы должны идти по жизни и рассчитывать на то, что в итоге выберете правильный путь. Причина, по которой я назвал книгу «Я и стол», заключалась в том, что именно стол для снукера стал для меня самым верным путем. Что бы ни происходило, он всегда был рядом со мной. Когда я подходил к нему, раз за разом гоняя шарики подготовленной рукой, я расслаблялся… Это давало мне покой и сосредоточенность. Это была константа, в которой я нуждался.
– Уход из спорта в 43 года был проклятием, а не благословением, как многие сказали бы?
– Во-первых, это было облегчение. Давление наконец -то спало с моих плеч. Я почувствовал, что падение моей собственной игры наконец-то закончилось. Одна глава закрылась, другая открылась. Для меня снукер всегда был на первом месте. В течении 30 лет это была величайшая часть моей жизни . Разлука с ней была одной из самых сложных вещей, которые выпали на мою долю.
– «Твои родители купили тебе стол для снукера, и твой отец ходил с тобой на соревнования» (цитата из книги). Но в итоге родители не проявили тепла друг к другу и потом расстались. Как это повлияло на тебя?
– Это был очень сложный момент во многих отношениях. Сегодня я знаю, что мне очень повезло, что со мной был снукер. В тот трудный момент я сосредоточил все свое внимание на нем, потому что это было то, на что я имел влияние. Я забивал шар за шаром, ставил их там, где хотел. Снукером я заблокировал свои эмоции . Он позволил мне поменять мировоззрение в совершенно ином направлении.
– В своей книге ты упомянул, что за многими изменениями в твоем детстве стоит пристрастие вашего отца к азартным играм. Легко ли было их заметить?
– Нет, тогда я этого не осознавал. Только намного позже я узнал об этой проблеме. В молодости я не вдавался в подробности. Многие вещи принимаются без обсуждения. Это была жизнь моих родителей, а не моя, но их проблемы повлияли на остальную семью.
Стивен Хендри выиграл свой первый титул чемпиона мира в возрасте 21 года .
– Как родители отреагировали на твой успех?
– Отец ездил со мной на соревнования, и чаще всего видел меня у стола. Раньше мы играли вместе, но вскоре я обнаружил, что играю намного лучше его. (смеется) . Когда я был моложе, он меня очень поддерживал и оказал на меня огромное влияние. Мама тоже очень гордилась мной. На турниры она не ходила, поскольку оставалась дома с моим братом Китом и присматривала за ним. Однако она смотрела матчи по телевизору и радовалась моему успеху.
– Они не боялись, что успех вскружит тебе голову?
– Нет. Во-первых, они меня хорошо воспитали. Кроме того, жизнь в Шотландии облегчила им жизнь. Независимо от города, Шотландия не столь либеральна и полна соблазнов для молодого человека, как Лондон. Моя жизнь строилась на турнирах и тренировках. Мне было ясно одно – выиграв турнир, нельзя еще месяц праздновать победу. Я все время был голоден до побед. Я хотел побеждать, побеждать и побеждать. Так что сразу после победы я снова начинал тренироваться. Меня больше нигде нельзя было представить. Я был снукерным автоматом.
– Когда ты был подростком, ты говорил прессе, что выиграешь титул чемпиона мира к 21 году. Это давило на тебя? Окончательная победа в 1990 году была радостью или, скорее, облегчением?
– Я почувствовал что-то вроде… разочарования. Я столько лет работаю, поднял трофей, а что-же будет дальше? С хорошим менеджером Яном Дойлом дела пошли на лад. Он сказал, что остальную часть отпуска я свободен, поскольку турниров тогда не было. Позже мои тренировки стали организовываться систематически, и я снова вернулся к столу. Снукер был не только моей страстью, но и моей работой. Победа на чемпионате мира была похожа на выполнение работы.
Я сказал это, когда мне было 16, в одной из шотландских газет, и это преследовало меня несколько лет. Сказать это в то время было немного безумно. Более того, я не верил, что со мной такое случится. Как это ни парадоксально, в течение всего сезона, предшествующего первому чемпионскому титулу, я не помышлял о реализации намерения, о котором сообщил СМИ пятью годами ранее. Я знал, что однажды стану чемпионом мира. Так что к званию я пришел спокойно.
– Ян был жесток к тебе. Но возможен ли успех без этого?
– Он защищал меня от многих вещей. Если бы он мудро не вел мне карьерный путь, я бы попал в водоворот, который часто случается со спортсменами после успеха. Благодаря ему я не позволял себе думать, что мне, вероятно, уже не нужно столько тренировок, как раньше. Еще он запретил мне говорить про себя, что я буду на высоте всегда, и что мне больше ничего не нужно. Благодаря ему я не был уверен, что каждая последующая победа будет для меня легкой. Это сделало меня другим. В снукере я видел много игроков, которые выигрывали турнир, и верили , что с этих пор они на вершине, и никто не сможет их сбить оттуда. Но это не работает.
– Ты часто утверждал, что он ввел некий режим, который включал, к примеру, ограничение встреч с девушками или отчужденность от других игроков?
– Конечно! Мы спорили о многом. Он говорил мне, что делать, говорил, могу ли я взять выходной, может ли Мэнди приехать ко мне. Когда после двух выходных я проигрывал, он обвинял меня в том, что я позволяю себе отдыхать больше и не тренироваться. Это раздражало, но было крайне необходимо. Это как нельзя лучше соответствовало моему стремлению к победе. Я стоял и смотрел, как Джимми Уайт собирался поужинать или выпить с другими снукеристами. Вместо того, чтобы присоединиться к ним, я остался в отеле и хотел немного поспать, чтобы на следующий день рано проснуться и тренироваться. Позже, когда я забирал трофей, все эти жертвы были забыты. Имел значение только приз.
– Вероятно , было очень соблазнительно подружиться с Алексом Хиггинсом или вышеупомянутым Уайтом? Или ты знал, что нужно держаться от них подальше, чтобы побеждать?
– Я знал , что должен держать дистанцию. Откуда? Просто я вырос, наблюдая за Стивом Дэвисом. Именно он долгие годы проявлял настрой быть на высоте. Это подтверждают и другие виды спорта. Посмотрите на Тайгера Вудса. Я впитал такое поведение Мастеров, и применил его к себе.
– Ты когда-нибудь жалел, что не можешь пообщаться с друзьями?
– В какой-то момент я начал сожалеть об этом, и сегодня я думаю, что это могло быть одной из причин, по которой я растерял форму. Я стал более открытым, а все дело в том, что надо дистанцироваться от соперников.
– Кто был твоим лучшим другом в снукере?
– Марк Уильямс . Я провел с ним больше всего времени. Во время турниров мы ходили обедать, тренировались и играли в карты.
– То есть ты, должно быть, обрадовался, что он разделся на пресс- конференции?
– Это типичный Марк. (смеется)
– Лучшее совместное приключение?
– Однозначно поездка на такси в Тайланде. Мы были в Бангкоке, немного навеселе. Мы хотели посмотреть, смогу ли я сам благополучно добраться до отеля. Это была не самая удачная идея. Мы стояли довольно долго и вызвали кучу таксистов, в надежде что мне разрешат сесть за руль, несмотря на мое состояние. Один все-же согласился, и мы благополучно прибыли на место. Однако я бы никому не рекомендовал что-то подобное. Я не горжусь этим инцидентом, хотя в то время он казался очень забавным. Я не удивлен, что люди осерчали на меня, когда я поделился этим. Я согласен, ты никогда не должен быть пьяным за рулем.
– Они были плохими парнями, отнюдь не пай-мальчиками, но толпа их обожала. Поклонники аплодировали Ронни О’Салливану, Уайту и Хиггинсу именно за то, что часто они вели себя не очень элегантно и вежливо.
– В Великобритании любят выразительные характеры, бунтовщиков и тех, кто не делает того, чего от них ждут. Людям не нравятся такие игроки, как я или Стив Дэвис, которые просто побеждают. Фанаты не хотят и не любят скучать. Сам я никогда не пытался влиять на других игроков каким-либо неспортивным образом. Я знаю, что у других были свои методы для этого, они все время пытались делать шоу. Я всегда считал, что, если мое преимущество не подтверждается моим нравом, ничего другого делать не стоит.
– Что было самым странным, что случилось с тобой в игре ?
– Это определенно был уход Ронни О’Салливана во время четвертьфинального матча чемпионата Великобритании. Я тогда вел 4:1, количество фреймов должно было быть максимум семнадцать. Затем он ошибся с брейком в 24 очка и ушел.
– Вы потом говорили с ним об этом?
– Да, мы виделись позже в Йорке. Я спросил, в порядке ли он. Он сказал да, но в то время игра сильно раздражала его.
– Как часто ты хотел покинуть арену во время игры?
– Все время! Хуже всего было, когда я проиграл 0-9 Маркусу Кэмпбеллу в 1998 году на чемпионате Великобритании. Я хотел пожать ему руку и уйти. Это была драма.
– Твоя популярность была огромной, люди чувствовали, что ты в пределах досягаемости. Сколько раз ты опасался за свою семью?
– В мире много странных людей. Когда ты спортсмен или вообще общественный деятель, ты должен понимать, что ты не всем понравишься. Всегда найдется кто-то, кто желает вам дурного. Худшая ситуация? Когда я получил письмо с угрозами в адрес моего маленького сына. Это было перед чемпионатом мира 1997 года. Малышу было всего восемь месяцев. Этот человек написал «черный шар, черная смерть», и пригрозил узнать, куда идет Мэнди на прогулку с Блейном, чтобы плеснуть в него кислотой. Когда такие слова касаются кого-то из близких мне людей, становится намного страшнее.
– И что ты сделал?
– Дело было передано в полицию и моему руководителю. К сожалению, следователи никого не нашли, поэтому никого не арестовали.
– Пресса тоже не была твоим союзником. Искали сенсации, один раз тебя заподозрили в наркомании. Какую самую большую чушь ты читал о себе в желтой прессе?
– Наверное, когда я набрал 147 очков в театре Крусибл, по их словам, я должен был подарить жене 147 тысяч фунтов в качестве свадебного подарка. Я бы в жизни этого не сделал! (смеется) Эта информация попала на обложку. Я не знаю, кто это придумал.
– Что было сложнее – выиграть почти подряд шесть чемпионатов мира или, после трех лет более упаднического настроя, завоевать седьмой титул?
– Годы, когда титулы сменяли друг друга, я помню как годы легких побед. Я принимал их как должное. Все было так просто! Потом игра рассыпалась. Я проиграл в упомянутом матче 0:9, я был хуже игроков, которых всегда обыгрывал. Я по-прежнему был на вершине рейтинга, но больше не мог выигрывать кубки. Завоевать седьмой титул было труднее всего. Это было связано с побитием рекорда Стива Дэвиса. На протяжении всей своей карьеры я хотел превзойти его по всем рекордам.
– Проигрыш Уайту в первом раунде Крусибла был тем моментом, когда вы подумали, что не будете вечно на вершине?
– Было странно играть с ним в первом круге, потому что мы столько раз выступали в финале. Мне было очень сложно пережить этот провал.
– Было ли это похоже на то, что произошло в матче чемпионата мира 2012 года со Стивеном Магуайером, когда вы проиграли 2:13 и завершили карьеру?
– Это было так же сложно, но у меня был план. Мало кто знал, что я ухожу на пенсию. Я рассказал об этом своим родителям и человеку, с которым должен был позже работать в Китае. У меня была перспектива, так что с этой стороны мне было легче все это принять. Это не меняет того факта, что поражение было очень болезненным, и я хотел, чтобы этот матч закончился как можно скорее.
– Это был тот момент, когда ты осознал, что у тебя депрессия, о которой ты упомянул в книге?
– Долгое время депрессию вызывала моя игра . Я играл все хуже и хуже. Когда я перестал соревноваться, мне стало лучше. Очень долго мне было совсем не по-кайфу подходить к столу . Я играю в снукер с подросткового возраста. Отсутствие удовольствия от того, что так долго было со мной, было катастрофой.
Процесс накапливания усталости длился долго, думаю, лет двенадцать. Я пытался забить шары в лузу, но ничего не выходило. Игры, которые когда-то были на автомате, перестали быть таковыми. Я сидел в кресле недалеко от стола, за которым играл мой соперник, и был опустошен. Это были люди, которых я раньше обыгрывал, а теперь они забивали шары, с которыми я не мог совладать! Это меня разрушало.
– Так почему ты хочешь вернуться в снукер в качестве игрока?
– Потому что я скучаю по снукеру. Мне не хватает атмосферы, предвкушения самой игры. У меня нет никаких ожиданий. Я не думаю, что выиграю чемпионат мира или какой-либо другой турнир. Мне просто очень любопытно посмотреть, как отреагируют мое тело и разум в присутствии игрового давления.
– Когда ты вернешься?
– Я обязательно сыграю на чемпионате мира, и, возможно, на Гибралтаре, который состоится перед ним. Я знаю, что мне нужно поиграть с другими игроками, прежде чем вернуться на самый важный турнир сезона. Я должен привыкнуть к давлению. Когда вы уходите на пенсию, вам больше всего не хватает сложного ощущения присутствия на арене. Я надеюсь пройти отбор и снова появиться в Театре Крусибл. Если у меня получится, это будет фантастика!
– Ты боишься?
– Немного. Меньше всего мне хочется волноваться и играть очень плохо. Тем не менее, я постараюсь получить удовольствие от попыток. (смеется)
– Не могу поверить, что только лишь твое желание убедило тебя вернуться.
– Я начал работать со Стивеном Фини из SightRight. Благодаря этому моя игра улучшилась, и я снова увидел знакомый свет в конце тоннеля. Кроме того, Барри Херн предложил мне уайлд-кард на два года. Однако сразу подчеркну – полного возврата в игру не будет. В Британии об этом думали многие. Я хочу сыграть в одном-двух турнирах. Я знаю, что если буду плохо выглядеть, снукер будет мне не в радость… Я хочу избежать этого.
– Сколько сейчас ты тренируешься?
– Два-три часа в день. Иногда играю с другими. Часто с Джимми и Кеном Доэрти. Все это сложно организовать в ковидное время, но необходимо вернуться к нормальной спортивной работе.
– Кто лучший спарринг-партнер?
– Думаю, Джимми. Что интересно, раньше мы не тренировались вместе, хотя знаем друг друга более тридцати лет. С ним играть весело после всех наших перепетий в Крусибл.
– Как и ожидалось, он лучший ведущий вечеринок?
– Но я считаю лучшим Кена Доэрти. На Masters мы отметили день рождения Денниса Тейлора. Кен продержался дольше всех. (смеется)
– Кто ты больше всего – игрок, эксперт, медиа-деятель?
– Думаю, эксперт по снукеру. Не знаю, игрок ли я. С одной стороны, мне кажется, что я всегда буду им. С другой стороны, я также провожу много времени за игрой в гольф, так что я тоже могу играть в гольф! (смеется) Это не меняет того факта, что я знаю о снукере все, и он всегда будет одной из самых важных частей моей жизни.
